Форум » Наше творчество на Бережке » «Что я могу ещё сказать» (продолжение) » Ответить
«Что я могу ещё сказать» (продолжение)
AlekS: Если стихи так и просятся открыться, вырваться на волю, давайте не будем их скрывать. Пишите, люди, все свои творения в эту тему для всеобщего прочтения. Это будет Изба-читальня
AlekS: Наталья пишет: Есть предложение продолжить коллективное творчество, сделав его еще боле коллективным. Поддерживаю!
Тали: С вашего позволения я сменю "паспорт". Очень уж много тезок.
AlekS: Добро пожаловать, Тали!
Вот: Тали, здрассти!!
Росомаха: VarAn пишет: Не видел я чуда такого! Вот это дела, е-мое! Ну, нет! Это все Иванова! Ее это козни, ее! Ну, ладно, летали бы кошки, Собаки – в порядке вещей У этих же, знаю, лепешки! А я же без каски вообще! Коровы парили так высоко (коровы ведь - не воронье!)... Их слезы давно уже высохли, и их заземленье - вранье. Врезаясь в мохнатое облако, входили в пике без труда. Но их осеянного облика не видел никто никогда :). Да...Так бы осталось все сказкою (и детскою сказкой притом!), когда бы ВарАн был под каскою (иль просто прикрылся щитом). Но кончилось все тривиально,- Коровы летают р е а л ь н о :(
ТаняС: VarAn Класс! Росомаха Не обижайтесь! Это же шутка
АссОль: Росомаха VarAn
Росомаха: ТаняС пишет: Не обижайтесь! Это же шутка Таня, Вы тоже не обижайтесь :) Это у меня ответная шутка :) :) :)
ТаняС: Росомаха
Росомаха: Кстати, о летающих коровах... КРЫЛЬЯ Тренинг называется PRH – personality relation humen – личность и человеческие отношения. Люди, задавленные жизнью, здесь могут воспрянуть духом и очистить свою истинную жизнь от наслоений. Обрести себя. Пожилая американка Мей Хили, наш тренер, вот уже десять лет прилетает в Киев из Калифорнии, чтобы получать радость, видя, как распрямляются наши плечи, как в потухших глазах загорается огонек. У каждого за спиной трудное прошлое. Травмы детства . Муж-алкоголик. Смерть близкого человека. Сексуальное надругательство. Комплексы. Неутоленные потребности. Нереализованные возможности. Мы должны говорить о своей боли – чтобы изжить ее. Мы погружаемся в наше прошлое, чтоб победить его. Мы вспоминаем о тихих гаванях – чтобы вновь ощутить душевный покой. У Мей всегда наготове бумажные носовые платки. Потому что каждый из нас , разгружая душу от собственной печали, плачет. И еще мы плачем от плача других. Но на каком-то этапе слезы высыхают. Блоки защиты устранены, стены боли разрушены. Мы находим точку опоры, с которой предстоит стартовать в новую жизнь - свободную и самодостаточную. И все это через рисунок. С помощью кистей и красок, цветных карандашей или фломастеров мы должны изобразить то, что дает нам возможность ощутить себя живыми, - моменты наивысшего подъема, наивысшей радости. Я совершенно точно и сразу знаю, что буду рисовать. Меня нисколько не смущают мои весьма скромные способности в изобразительном искусстве. Задание ясно. Время пошло. Время остановилось... Я извлекаю из закоулков души эти бело-розовые сопки... И кладу их на бумагу. Над ним - парящая птица с распростертыми крылами. От перьев исходят золотые искры. И все устремлено ввысь. Наше задание рассказать о своих ощущениях. О тех ощущениях того далекого времени... Сейчас я сосредоточусь.... Эта комната на Андреевском спуске... Эти милые люди вокруг со следами растерянности на лице... Эти схемы на стенах... Голоса... Все проваливается куда-то в прошлое, в нереальное. А прошлое выныривает из белого-белого снега, и так графически конкретно встает перед глазами. Мой черед комментировать рисунок. И я , как того требует задание, просто описываю свои ощущения. Мей раскрыла рот, как маленькая девочка, очутившаяся в стране чудес. В ее глазах восторг и изумление. От моего восторга и изумления. - Где это находится? - спрашивает она. - На Чукотке. - Шю- котка? Где это?! - Рядом с Аляской, Мей. - О! Эти огоньки в ее глазах - взлетные огни моего аэродрома. Я набираю высоту. Я рассказываю только о моих ощущениях, но она снова переспрашивает: - Шю- котка? - Чукотка. - О! Мей так увлечена, что перестает следить за временем. Не перебивает и не останавливает, хотя мой регламент давно исчерпан. . - Эти крылья на рисунке… Что они означают? - Это мои крылья, Мэй. Я лечу… - Шю-котка… Мне кажется она уже отрывается от земли. Я беру ее на свои крылья. И мы летим. Отсчет времени начался с момента посадки в Магаданском аэропорту. Ощущение, что ты на подступах к нереальному: бросишь шапку, - и накроешь свою мечту, как бабочку сачком… И даже хорошо, что приближаешься к мечте , не торопясь, смакуя. И эта нелетная погода, и эта задержка рейса дана не просто так. Она - для медленного прикосновения к мечте. Сначала невзначай коснуться руки… Потом чуть задержать ее ладонь в своей… Потом уже идти, держась за руки… Поцелуй … сперва робкий, легкий, торопливый - в щеку… Уж потом… когда-нибудь … страстный - в губы. Дурак, кто сокращает эти мгновения, они не менее сладостны, чем бушующая страсть… И вот я вскользь касаюсь ее руки. Давняя мечта пока на расстоянии двух рейсов. Все люди такие милые… Они летят на Чукотку… Нас с ними объединяет одна, общая нелетность (на данный момент) и полет (как только аэропорт откроется)... Я слышу эти монотонные отмазки по динамику, я делаю вид, что досадую – чтобы не выпасть из общей картины … На самом деле я смакую свой подход… Как его имя – не могу вспомнить… Ах да, Коля Якунин, высокий блондин, геолог из Магадана. Он летит в командировку в Билибино, там водится золото. Слова «золото» и «Чукотка» впаяны друг в дуга. Золото - пустая порода, если оно не чукотское. Чукотка мне представляется золотистыми брызгами, возносящимися к небесам. Брызги шампанского, брызги золота – я лечу в край своей мечты. И этот высокий блондин, который пока что движется со мной в одном направлении, кажется мне таким близким и родным, словно мы с ним уже не один полевой сезон ищем золото - бок-о-бок. Мы не флиртуем, мы совершенно не говорим о любви… Но мы говорим о любви - о Чукотке. И я ловлю себя на том, что у меня по отношению к этому парню откуда-то из недр души подымается теплая волна нежности. Такое чувство бывает на первом свидании, потом оно куда-то исчезает. Мы больше с ним никогда не встретимся, хоть он и пришлет мне несколько писем в редакцию, найдет меня по моим рассказам… Но он напишет мне из Магадана. И это уже не совсем то…. А тогда... это ощущение первого свидания… Мы говорили о Чукотке… И вот я в воздухе. И земли уже не видно. И гул моторов заглушает прежнюю жизнь - звон трамвая на углу, надоедливое жужжание многолюдных улиц… Все попрано. Все оставлено. Все за бортом. Я выше этого, я в полете… Мы приземляемся я в Анадырском аэропорту. Я протягиваю руку своей мечте и задерживаю ее ладонь в своей. Темно-синие чернила позднего вечера делают эти белые хлопья – огромные, как бабочки - такими объемными… Бабочки летят на свет прожекторов. Они так торжественно кружатся в воздухе… Ощущение краешка земли. Я представляю карту СССР… Вот она оконечность, дальше которой все чужое. А здесь… Эти милые летчики в своих таких нематериковских куртках… Они оказывают мне потрясающие знаки внимания. Разрешают заглянуть даже туда, куда посторонним вход категорически воспрещен. Ты на Чукотке, и на каждом шагу переступаешь черту реальности…. Я знаю, почему они слетаются ко мне, эти милые парни в «алясках». Птица в полете необычайно красива. Ее движения грациозны, ее глаза блестят, горят загадочным огнем…. Ну какому же мужчине не захочется погреться у этого огня! Завтра, когда мне будет трудно, когда мне будет горько, больно, тягостно, их взгляд потухнет, они не заметят раненную птицу, не позовут ее погреться теперь уже у своего огня, чтобы она снова набрала разбег и по этой вот взлетной полосе их внимания и нежности взмыла к небесам. Завтра… Это будет завтра, а сегодня они все - мои, хотя я ничего им не позволяю. Я просто расспрашиваю о Чукотке, и каждое их слово для меня на вес золота. За какие-то полчаса мальчики успевают меня озолотить с ног до головы… Ночь на лавке аэропорта кажется мне восхитительной. Конечно же, я не сплю - кто это спит в первую брачную ночь? Я же ночую со своей мечтой, со сказкой, которая начинает сбываться прямо на глазах – как же закрыть эти самые глаза и расстаться с ней хоть на мгновенье? Мне столько лет она снилась, Чукотка. Я видела ее так зримо, так отчетливо… Просыпалась с ощущением пружинящих под ногой кочек, с запахом свежевыстиранных простыней снега на земле, и мороз хрустит свежим огурцом - это скрип наста под ногами или запах корюшки? Осталось только опознать… Спустя несколько месяцев после прибытия на белый берег мечты мне будут снится по ночам кошмары: я опять на материке, я репатриирована… Как – все сначала?! Я буду просыпаться в холодном поту… Почему??? За что??? Сон… Только сон. Все хорошо. Просто ночной кошмар. Я опять в полете. Я опять на Чукотке. … Уже месяц я в тундре. Мы едем из бригады в бригаду. Производим просчет оленей. Я помогаю пастухам тем, что им не мешаю. Пытаюсь постичь простоту тундровой жизни. Ребятам нравятся мои шутки, мои анекдоты. А мне нравится, что им нравятся мои шутки и анекдоты. Я хожу на дежурство, вместе с ними ищу отколовшийся кусок стада… Слушаю их неторопливые рассказы… Я даже не собираю материал для газеты. Я проживаю его. - Оль, не уезжай, кто нас будет веселить? … и кому мы будем объяснять вот эту вот элементарщину… … над кем посмеиваться… - Сереж, а как отличить важенку от быка? - А ты подумай… - Я думаю. По форме рогов?… - Плохо думаешь, однако… - Повторяю вопрос: как отличить важенку от быка? - Ну ты даешь в самом деле… А как отличить мальчика от девочки? - Девочки носят керкеры , мальчики - конахты… (меховые штаны) - Ну ты даешь в самом деле… Они не хотели меня отпускать… Я не хотела возвращаться в редакцию. Но шеф сказал – до первого вертолета. Мне повезло - с вертолетом все время получалась нестыковка. Он забрасывал продукты и прессу с центральной усадьбы именно в ту бригаду, с которой я только что уехала на вездеходе Валеры Турышева. Мы играли с этой железной птицей в прятки. Целых 45 дней. - Если услышишь гул вертолета. – беги вон за ту сопочку, а мы скажем, что ты пошла искать грибы. Вертолетчики долго ждать не будут, они всегда спешат вернуться пока не закончился световой день. И вот железная птица меня настигла. Она склевала городскую девочку с замашками тундровички, полоснув по земле винтокрылой тенью… Я во череве вертолета. Отсюда выгрузили последние ящики и тюки… Бригаду затарили всякими нужными вещами, освободили от балласта. Балласт – это я. Но все делают вид, что без меня - никак… Я делаю вид, что в это верю. - Эх, кто ж нам еще споет под гитару?.. На гитаре играет каждый второй. - Кто нам расскажет свежие новости? Знают все, что я , и даже больше. Постоянно слушают радио, я - изредка. - … новые анекдоты Все исчерпались… Мы поднимаемся в воздух … И эти фигурки на зелено-сизом ковре тундры будут стоять и смотреть на удаляющийся вертолет, пока его размытая точка не растает в небе. Я знаю, что они будут думать обо мне, о моем грандиозном вояже в их тихую заводь, в их размеренный ритм и необъятный тундровый покой. «Ты- как комета» - кто-то из них сказал… За мной еще долго-долго будет тянуться шлейф… Комета взмывает в небо. Она гаснет. Остается только шлейф… - Ты че сидишь в салоне? – спрашивает Абрамов, самый главный из летающих над Беринговским районом. – Давай к нам, рассказывай… Вы думаете, это так просто… - Ну как тебе тундра?... Ну как мне тундра… - А тот вон, с бамбончиком… Чуть не расплакался, так на тебя смотрел, когда ты садилась в вертолет… Они - о своем… - Соскучилась, поди, по цивилизации?. Да как вам сказать…. Ощущение такое, что лечу не я. Летит моя оболочка, которую нужно доставить в райцентр, потому что срок командировки давно исчерпан, и редакция без меня крепко напрягается. И эта оболочка, этот выдавленный тюбик , постепенно наполняется чувством щемящей тоски. Я покидаю мою среду обитания. Простор и воля - вот что нужно птице для полета. И мы входим в сплошную облачность. Видимость – ноль, все растворяется в белизне. И я произношу идиотскую фразу: «А мы сейчас не врежемся в сопку?» И Абрамов не ответит мне так , как Серега Нейкин: «Оль, ты меня задолбала своей деревенской простотой». Абрамов объясняет, что бортовые системы работают нормально. Летим на автопилоте. Все это будет потом. И эти полеты над тундрой… И эти полеты над морем, куда меня наш местный экипаж охотно берет на прогулку… Мне показывают бегущую по тундре лисицу… А вон фонтанчики кита… Смотри: морж … Гигант, выброшенный на берег … … И эти воздушные прогулки сказочно обыденны… - А не слетать ли нам, батенька , на иную планету? Чукотка – загадочна и многозначительна, как улыбка кита. Между звездами петляет тропинка в вечность… На Чукотке можно потрогать сказку рукой… Теплые губы оленя… Хариус, запеченный на камнях… След росомахи… А эта встреча со смущенным медведем, тоже любящим орешки кедрового стланика… И его недоуменный взгляд. И его косолапый отход… Все это будет. Случиться. Запомниться. Все впереди и все грандиозно. И над всем этим крылья Як-40. Или это мои крылья? Рейс Киев- мечта подходит к концу. Командир корабля и экипаж желает вам приятного полета. Ведь мой полет только начинается. Я смотрю на горсть домишек , разбросанных вдоль берега моря. Это все? Беринговский. Еще одна горсть чуть поодаль – Нагорный. Маленький поселок, всего три с половиной тысячи жителей , в котором мне предстоит осваивать сказку. И этот изрядно потрепанный редакционный газик, за рулем которого сидит мой будущий шеф в огромной росомашьей шапке, - доставит Алису в страну чудес. Здесь начнется первый этап новой жизни. Настоящей жизни, которая мне так долго снилась. Я расчехлила крылья. Я на Чукотке.
Тали: А "хозяин" загадочно молчит... Не иначе как обдумывает план мести! А я собираюсь продолжить хулиганство.
AlekS: Не нравится мне слово "хозяин", вот даже "месть" и то как-то приятней звучит Нарушьте уже кто-нибудь это сонное царство, а.. А то одна Росомаха за всех отдувается
Тали: Дак я то в общем то и не здешнем хозяине.... О мести. "Я мстю! И мстямоя страшна!" Не так ли? ***** Судьбу изрядно озадачив, Мы дружно голосуем «ЗА», Хотя в погоне за удачей Усердно жмем на тормоза. Это мой ответ пессимистам.
AlekS: Порой мы сами - тормоза, Но, чем спешить за призрачной удачей, Любуясь, как играет бирюза, Глядим на небо, вот что это значит!
Тали: Удача - клад, не вырытый не тобой. Удача - птица, что боиться плена. Удача нам дарована судьбой, Но только тем, кто жаждет перемены. Что нам удача? Флаг среди потерь. Безмолвный белый призрак в серых буднях. Она придет. Верь мне или не верь И спящего цветным лучом разбудит. В жаре пустынь и средь полярных льдин Друзей за годы странствий не растратив... Но коль на Бережке ты не один, Не это ли главнейшая удача? Удача... Есть слова и поважней. Но неужель она нужна лишь мне?
полная версия страницы